Сержант-контрактник общевойсковой разведки Владимир Кильницкий, попав в плен к «днровцам», пережил голод и издевательства, участвовал в «параде», который боевики устроили на День Независимости.
До сих пор он лечится после плена и не знает, чем будет заниматься дальше.
Depo.ua удалось пообщаться с украинским военным.
Владимиру 24 года, он третий сын в семье.
В отличие от старших братьев, еще не успел жениться и почти всю взрослую жизнь посвятил армии — служит с 18 лет. Разведчик.
На его странице «ВКонтакте» — «пацанские» шутки перемешаны со статусами о любви, доверии, нежности и заботе.
Если судить по ним, Владимир ждет, когда в его жизни появится особенная женщина.
Та самая.
«Не надо писать о моей личной жизни, — просит он.
— Я вообще об этом еще не думал».
Он попал в АТО в июне, воевал на донецком направлении, а в ночь на 13 августа попал в плен.
«С 12 августа мы отходили из Степановки в сторону Саур-Могилы. Наш «секрет» был дальним, связи не было, а когда, наконец, вышли на связь, узнали, что бригада уже ушла из Степановки — рассказывает он. — Сказали отходить самим.
По пути нашли оставленный БМП с неработающим пулеметом, залезли на броню и поехали.
Надеялись быстро проскочить к Саур-Могиле — мы ж не знали, что все блокпосты уже под противником.
На повороте на Александровку встретили наш танк, а когда уже подъезжали, увидели, что это блокпост «Оплота».
Их больше ста, а нас семеро. Страшно попадать в плен, да и войны не боятся только глупые...
Но при всем желании, сопротивление было оказывать бессмысленно».
Три дня пленных продержали в Мариновке, потом около недели в Снежном — на тот момент там было около 30 военнопленных.
«Тяжелее всего было первые десять дней, — рассказывает Владимир.
— Почти не кормили и не давали воды.
Дадут раз в день горстку вермишели и все. Иногда наших били — залетные «ополченцы» с передовой любили срывать злость на пленных.
Били и приговаривали: «Ты че сюда пришел? Это моя земля». Особенно ненавидели бойцов из добровольческих батальонов, «Правый сектор», разведчиков, танкистов и корректировщиков огня.
Не раз было такое, что их уводили на всю ночь и возвращали зверски избитыми.
Например, заставляли отжиматься и били по ногам. Наши никогда так к пленным не относились.
Конечно, не бежали тут же баньку им справлять, но еды им всегда хватало, и в туалет мы их водили, когда попросятся, и на допросах так не избивали».
В двадцатых числах августа пленных перевели в Донецк.
Там было уже немного легче: кормили хоть и понемногу, но два раза в день и почти не били. Правда, именно в Донецке один из охранников просто так, ради развлечения, раздробил Владимиру колено.
«Сначала бил ногами, когда устал — взял резиновую палку, в колено попал и получился у меня разрыв, — вспоминает он.
— Я не помню, почему он начал это делать и при каких обстоятельствах.
Вообще, «ополченцы» были разные — и с «тараканами» в голове, которые потеряли родных и во всем винили нас, и нормальные мужики.
Например, тот старший смены, который меня бил, успокаивал подчиненных, чтобы не избивали пленных.
Говорил: «Идите в поле и там доказывайте свою правоту, а эти без оружия и не могут дать сдачи».
Владимир рассказывает: бежать из плена не было никакой возможности — объект в трех кольцах охраны и даже в туалет их водили под конвоем.
Да и сопротивляться было бесполезно — за любой «рывок» боевики запросто могли прикончить.
Поэтому когда пленным объявили, что поведут на «парад», сопротивления они не оказали.
«24 августа утром нас собрали и долго держали всех вместе возле здания, — вспоминает наш собеседник.
— Старший нам сообщил: вы сейчас пойдете на парад, чтобы на вас люди посмотрели.
Предупредили, что шаг в сторону — расстрел, темп не сбивать, шеренгу не нарушать, не опускать глаза.
И нас повели колонной, впереди поставили офицеров, потому что их «офицеры» больше всего ненавидели наших, потом уже шли мы — около 70 пленных было.
Зрителей было около двух тысяч, но в основной массе они вели себя спокойно.
С нашей колонной по тротуару шли около 20 человек и орали на нас, бросали палки, бутылки».
Несмотря на пережитое, Владимир не держит зла на жителей Донецка и не считает, что стоит бросить их наедине с боевиками.
«Все-таки это украинская земля, столько жизней уже там осталось, столько уже никогда не вернутся домой.
Надо, чтобы это не было зря, — говорит он.
— Донецкие 50 на 50 за Украину и «ДНР», но у многих транслируют только российские каналы, чему тут удивляться?
Я уверен, что когда мы уходим из села и туда приезжают «днровцы», они приветствуют их так же, как нас, потому что это жизнь.
Местные жители подыгрывают тем, кто сейчас при власти и с автоматом, и, знаете, я их в чем-то понимаю, их жаль.
Многие не знают, что это такое, когда возле твоего дома война».
Владимир пробыл в плену месяц, а в ночь на 12 сентября группу из 36 украинских военнопленных обменяли на пленных боевиков один к одному.
Бойцов посадили в автобус, привезли на базу, накормили, дали позвонить родным и привезли в Харьков.
«Там переодели, кому надо было, и мы уже ждали кто родных, кто командира, — вспоминает он. — Мы вместе прибыли в часть, доложили о прибытии и потом уже кто куда.
Меня забрали родители, а потом в госпиталь — я мог ходить, но нога постоянно болела. Кроме того, у меня был бронхит, проблемы с желудком и боли в спине».
Лечится Владимир по сей день. Параллельно занимается тем, что помогает волонтерам разыскивать пропавших без вести бойцов, потом подумывает переводиться инструктором в учебный батальон.
До сих пор плохо спит — снятся погибшие товарищи.
«Сначала пройду реабилитацию, а дальше будет видно.
Особых планов на будущее нет, как будет — так будет, — говорит он.
— Я холостяк.
Родители против, чтобы я возвращался на войну, тем более, что в любой момент могут призвать моих братьев: старший — старшина после срочной службы, у него трое детей, средний — офицер после военной кафедры, у него тоже семья.
Родители очень много пережили: когда я числился без вести пропавшим, в трех источниках им сказали, что я уже двухсотый».
nr2.com.ua