С Николаем мы познакомились в Ялте в конце августа 2012 года на фестивале Крым Мюзик Фест под предводительством Аллы Борисовны Пугачевой.
Он был главным режиссером компании "Крымфест". Украинцем по паспорту и русским по национальности.
И, хоть через его руки проходили многие известные артисты, на этом мероприятии он был на вторых ролях, а потому слегка нервничал, растворяя внутренние комплексы в перманентном пьянстве и нелицеприятных монологах, что открыто произносились на террасе ресторанчика "Театральный" в Черноморском переулке, неподалеку от Центральной набережной, где мы пересекались с ним за завтраками.
"Гомосеки грёбаные, понаехали тут уроды. Слышишь, этот пи*ор Басков мне сегодня на репетиции заявил, что аппаратура не соответствует высоким стандартам его выступления. Басовые комбики ему, бля*ь, не понравились! А то шо они под плюс поют ничего?
Понтов выше крыши. Пальцы веером, сопли пузырами. А Пиля, этот петух, которого мы в три х..я еще лет пятнадцать тому еб...ли, устроил сегодня истерику, что первая мониторная линия не той марки, которая указана в райдере.
Для тебя что отдельную аппаратуру выставлять, когда на сцене сорок артистов? Все такими звездами стали, что просто о...уеть?"
Уже с самого утра Николай "разговлялся" разливным пивом, после двенадцати переходил на Мартини с соком, а с заходом солнца употреблял дорогие коньяки, изредка перемежая их рюмкой-другой водки, "чтоб вставляло и деньги лишние не тратить".
В его обязанности входили репетиции на сцене с украинскими артистами, и общий контроль за ходом шоу-программы, где он скорее работал простым выпускающим режиссером, что совершенно не соответствовало его мнимому статусу и представлению о собственной важности.
"А хуле, бабки не пахнут!" - пожимал он плечами, с ностальгией вздыхая по тем временам, когда был он молод, "е*ал гимнастов из клуба "Буревестник", имел связи со многими сильными мира сего и мог позволить себе просиживать в ресторанах по штуке за ночь, потому что был "мальчиком в соку".
"Тысячу рублей вы имеете ввиду?"
"Ну не баксов же! Дело при совке еще было!"
Да, дорогие друзья, вы не ошибаетесь. Николай был старым пе*ерастом. Именно таким, какими обычно становятся старые пе*ерасты годам к шестидесяти. Слегка похожим на Михалкова-Кончаловского и его кроссовки. Поджарый, худой, но слегка грязноватый и перекособоченный.
Тут, безусловно, сказывался алкоголизм, ибо я ни разу не видел, когда Николай что-нибудь по настоящему ел. Взять, понюхать кусочек бастурмы, погрызть корочку хлеба или выпить чашку черного крепкого кофе без сахара, еще куда ни шло. Но с аппетитом умять отличный фирменный "Цезарь", заказать себе солянку или котлету "по-киевски" с картошечкой фри. Нет. Такого за ним не водилось.
В тот год на крымском берегу собрались сливки общества.
Только из наших были Пугачева, Галкин, Леонтьев, Орбакайте, Киркоров, Басков, Буйнов, Милявская, Стоцкая. Всех и не упомнишь.
В жюри сидели уже покойный, но тогда еще живой Демис Русос, Глория Гейнор, Александр Бард (швед, который придумал "Армию любви" и еще кучу проектов), ну и какие-то прибалтийские чучмеки. С украинской стороны я знал только Потапа и Настю Каменских и эту как ее, губастенькую еврейку...Опа... Лопа... Лобода! О!
"А это кто?" - спрашивал я у вальяжного Николая, развалившегося на диване выносного бара-террасы "ЧеховSKY" после заключительного гала-концерта.
"Который?"
"Такой серьезный в очках..."
"Это Санька Пономарев, кум Ющенко"
"А эта парочка?"
"Антон Мухарский и Снежана Егорова — типа поющие телеведущие...."
"А вон тот не Олег Скрипка?"
"Он самый! А, говоришь, никого не знаешь".
Лаунж-зона выносного бара располагалась у фонтанов на центральной аллее ведущей к концертному залу.
Она была огорожена металлическим заборчиком за который пускали только по ВИП-пропускам. Я выбил себе такой на правах представителя прессы, освещающей фестиваль в центральных российских медиа.
В мои обязанности входило писать ежедневные репортажи в газеты "Вечерняя Казань", "Экспресс-инфо", и приволжское региональное отделение газет "Комсомольская правда" и "Аргументы и факты".
Провести неделю в Крыму на шару мне позволило хорошее знакомство с одним из меценатов фестиваля, имя которого я удержу в тайне. Отдельное спасибо вам В.Н. за те незабываемые дни в еще украинском Крыму.
Был последний день августа. Лето уходило под удалые мелодии Горана Бреговича и его непревзойденного "Оркестра для свадеб и похорон", которые были приглашены для того чтобы развлекать на афтепати украинско-российскую гламурную публику, что заполнила весь небольшой танцпол под сценой.
На середине песни он не выдержал и побежал танцевать.
Вернулся весь мокрый от пота, который катился по лбу и щекам, оставляя глубокие оспины на белоснежной рубашке-апаш, которую режиссер заправлял в узкие джинсы, по старой привычке выставляя на обозрение свой утлый, проваленный зад.
Сняв с шеи голубой атласный платочек, он использовал его как промокашку и платочек тут же стал темно-серым от влаги. Потом с жадностью выпил стакан холодного яблочного сока со льдом и выплеснул в прокуренную пасть остатки коньяка из пузатого бокала.
"Помню, в последний раз я так скакал с Бобби Фарелом из "Бони-М", когда мы Пилипа Фарфорова в три х..я е*али. Боюсь, даже, называть точный год. Кажется, в девяносто девятом это было, или в девяносто восьмом?"
"Слушайте, Николай, я уже в двадцатый раз слышу про эту фантастическую историю. Будьте добры, удовлетворите мое любопытство, ибо я более не переживу неизвестности!"
"Это п...здец какой-то! Сто восемьдесят гривен за сто граммов коньяка"? - он заглянул в чек и снова схватился за шейный платок, яростно вытирая затылок.
"Это сколько в долларах"?
"Почти двадцать пять баксов"!
"Нормально как для "Мартеля VSOP"
"Тогда с вас еще соточка и стаканчик яблочного сока, а с меня история..."
"Договорились"
"Эй, юноша, нам еще сто "Мартеля", стакан сока и..."
"Кровавую Мери".
Официант любезно кивнул головой, принял заказ и помчался исполнять. Я же устроившись поудобнее на мягких подушках, с наслаждением закурил сигарету, приготовившись внимать словам моего визави.
Бреговичи после нескольких быстрых композиций объявили, что сейчас будет "романтик мьюзик". Зазвучали первые аккорды "Едерлези".
За нашим столиком сидели еще две какие-то пары. Но они как ушли с началом концерта под сцену танцевать, так и не возвращались.
Николай закинул ноги на свободный диван, тоже закурил, выпустил дым в теплую ялтинскую ночь, прошитую зелеными нитками сценических лазеров, и начал свой рассказ:
"Может вы не знаете, так я вам сообщу: Николай Кротов, то есть я, когда-то был самым крутым концертным агентом на всем ЮБК. Через меня проходили такие гастроли и такие суммы денег, что на них хватило бы построить гостиницу "Ореанда" вместе с отелем "Интурист". Шучу, конечно, но за сезоны образца 1987-1989 годов, я прокачал через свои фирмы более двух с половиной миллионов рублей!
В сезон 1989-90х годов только на "Ласковом мае" я лично заработал триста тысяч и купил шикарную трехкомнатную квартиру неподалеку от ялтинской набережной, при том, что у меня уже имелся домик в Гурзуфе.
А потом началась лажа. Крым стал украинским. Все отработанные в советское время схемы начали рушиться. В Крыму появилось много страшных и непонятных товарищей, которые реально убивали людей. Я тоже как-то попал в одну неприятную историю, в результате которой у меня отжали и квартиру в Ялте и домик в Гурзуфе.
Спасибо, что хоть живой остался. Но с середины девяностых начался подъем. Я реально горжусь тем, что организовывал первые крымские гастроли группы "Лесоповал" и Миши Круга. Потом были и Розенбаум и Задорнов. А потом народу захотелось попсы. Иванушки Интернейшнл, Лада Денс, Шура... и покатилось.
В девяносто восьмом или девяносто девятом на меня вышли организаторы группы "Бони М".
В смысле не реального коллектива, который к тому времени уже не гастролировал, а его части с Бобом Фареллом и еще какой-то теткой из первого состава.
Так мол и так, знаем, что вы можете устроить концерт в "Юбилейном".
А у меня же тут все схвачено. Короче, договорились в смысле гонорара, поселение, трансфер, райдер — все утрясли.
И так совпало, что через несколько дней после "Бони-М", в "Юбилейном" должен был выступать Фарфоров с программой "Ой мама, шика дам!"
Чтобы долго не занимать ваше время, перейду к сути. Не знаю, известно ли вам, что Бобби Фарелл заядлый наркоман. И так случилось, что он то ли не привез с собой, то ли побоялся наших пограничников с таможней. Одним словом, у него перед концертом начинается ломка. На часах уже пол седьмого, билеты все проданы, доставляют места, а он, сука, в гримерке катается по полу, дергает ногами, и визжит: "факинг шит, факинг шит!"
Я к директору коллектива. Он стоит бледный. Рядом переводчик. Отводят они меня в сторону и на ухо шепчут: "Нужен героин. Или, по крайней мере, кокаин. Иначе концерта не будет!"
"Е*ать-копать, - отвечаю, - я же не по этим делам. Один раз уже связался, так еле выкарабкался. Идите вы, короче, на х...й"!
Но это легко с пылу сказать. А, когда у тебя все билеты проданы и ты уже все посчитал. Куча ведь людей на всем этом завязана. Трансфер, логистика, реклама, музыкальный аппарат. Общие расходы составляют больше десяти тысяч баксов, плюс аренда зала, плюс гонорар.... Это ведь тяжелейший хлеб — быть организатором концертов. Людям кажется, что если зал полон, так у всех карманы от бабок трещат. Это иллюзия. Короче, оно вам надо?"
Как раз принесли коньяк и "Кровавую Мери".
"Давай за Крым"!
"Давай!" - поддержал я Николая.
Мы выпили и он продолжил:
"Короче, если концерт отменяется, то я попадаю в тридцатку зелени, плюс невосполнимые репутационные потери. В девяносто девятом после кризиса, за тридцатку можно было приличную двушечку недалеко от набережной взять. Я тогда опять к директору и весь на эмоциях: "Что хотите делайте, но чтоб артист вышел на сцену. Я же вам, блеать, уже и предоплату дал!" А он достает пятерку зелени из кармана и мне отдает. Плечами пожимает: "Мол, извините, форсмажор".
А что мне та пятерка? Короче, кидаюсь в ноги к своему старому другану Вадику Медведеву (Репе), уже покойному, так что фамилию могу называть, который спонсором мероприятия выступает и докладываю о сложившейся ситуации. А он мне то же самое: "мать-перемать, мало тебе истории 93-го года, когда тебя за сбыт наркоты на двенадцать лет укатать хотели"?
"Да помню, я, Вадик. Но что делать?"
Короче, у него уже тогда козырный мобильный телефон был. Кому-то позвонил, а потом и говорит: "Поехали".
Приезжаем мы на какую-то виллу, вроде в районе Ливадии. Плохо помню куда, ибо был на таких нервах, что и не передать. А нам навстречу голый Пилип Фарфоров обдолбаный вусмерть выходит. Ну, то есть, не совсем голый, а в незастегнутом шелковом халатике с драконами. И так типа удивляется: "Гоша, - кричит, - тут какие-то чуваки к тебе...".
Из глубины дома выходит Гоша, ныне известный в Крыму политический деятель. Увидел Вадика: "Репа, братан, давай выпьем, нюхнем...".
"Не, Гоша, у нас дело..."
Пошептались они, потёрли. Гоша пошел вглубь дома, и вынес два прозрачных пакетика с белым порошком.
"Сперва дайте вот это, где побольше, а после концерта вот это, где поменьше. Когда артист поинтересуется, где вы такое взяли, привезите его ко мне. Очень мне будет интересно этого черномазого из Бони-М собственными глазами увидеть. Пиля, ты Бобби Фарелла знаешь?"
"Е*ать, это кумир моего детства"!
"Слышали парни? Пиля его тоже хочет видеть!"
"Постараемся, Гоша. Спасибо братан!"
Короче, концерт тогда состоялся. Боби Фарелл при мне вкатил стакан виски, нюхнул порошка из пакетика, где побольше было, потом натер десны и как вжарил "Багама-мама", что весь зал на ушах стоял.
После концерта подходит ко мне директор и говорит: "Артист еще желает".
Я ему тогда в знак благодарности даю маленький пакетик.
Хуяк, через пять минут летит назад: "Артист спрашивает где вы такую прелесть берете? Он готов затариться на все гастроли. Выручайте, пацаны, ибо пропадем. Нам завтра в Донецк лететь, а там парни крутые".
Тут Вадик в разговор вступает: "Если что готовы показать место с доставкой артиста по адресу".
Вот тогда-то, на даче у Гоши, парни и еб...ли Пилипа Фарфорова в три х...я. Гоша, Вадик и Бобби Фарелл. А потом, кажется и Бобби Фарелла тоже еб...ли. Легенду, так сказать, мировой поп-эстрады. Жаль пацана, умер в ленинградской "Астории" от сердечной недостаточности два года тому назад после новогоднего корпоратива. Видать, в Питере ему какую-то ху...ню подсунули.
"А вы в этом разве не участвовали?"
"Нет, я набухался на радостях и танцевал до усрачки, как сегодня под Бреговича. Почему-то вспомнилась та история. Золотые были деньки".
"Да и сейчас неплохо".
Я обвел взглядом окружающий мир. Мир был прекрасен. Весь. За исключением старого гомосексуалиста, который развалился на диване. После его рассказа я чувствовал истинное разочарование. Ощущение было такое будто меня вываляли в грязи.
На танцполе веселились молодые, модные, полные жизни люди. Лилась, вилась, искрилась под небом ночной Ялты жизнерадостная балканская музыка. Старые платаны дышали мерно тихим морским бризом. Не смотря на позднюю пору, носились по набережной роллеры и скейт-бордисты. Публика попроще, заняв места у железных заборчиков ограждавших лаунж-зону, подпевала Бреговичу: "Месечина, месечина гей-гей!"
Я украдкой посмотрел на Николая, который, окунув в коньячный бокал свой крючковатый нос, что-то бормотал слюнявыми губами, погрузившись в ностальгические воспоминания о прекрасной молодости.
Таким я его и запомнил. В качающемся свете прожекторов, слегка сбредившим от алкоголя, в белой сорочке-апаш с редкими зачесанными назад черными крашеными волосами.
"Давайте выпьем за Россию"! - вдруг резко и неожиданно поднял он голову.- Крым ведь это Россия! Я то сам из Саранска... А ты откуда"?
"Я же говорил, из Казани"
В июне 2015 года, я снова оказался в Крыму. Это было еще до моего бегства в Украину. Поселился в гостинице "Ореанда", а вечером вышел прогуляться по полупустой набережной Ялты.
От былого величия и многолюдности этого города остались лишь жалкие обрывки воспоминаний.
Платаны, море и горы вдалеке вроде те, а вот настроение другое. Половина магазинов и кафе закрыты. Куда-то исчезли веселые роллеры и скейт-бордисты. Качество людей разительно изменилось в худшую сторону.
Если раньше, даже в прохладный июньский вечер тут можно было встретить по-настоящему фешенебельные пары, то сейчас состав гуляющей публики был чем-то средним между контингентом бюджетников, отдыхавших в санатории имени Кирова, и патриотически настроенных бандитов среднего пошиба из какого-нибудь Тобольска или Сызрани.
Среди гулявших было много военных отпускников, которых выдавала безвкусная китайская одежда, настороженные жены, украшенные стразами, и орущие невоспитанные дети, перепачканные шоколадным мороженным.
Жизнь из Ялты ушла вместе с веселой и бесшабашной Украиной. Вместо этого на набережную, вместе с шансоном и ужасными ростовыми куклами в виде Чебурашки, Олимпийского мишки и Лунтика, пришла подозрительная и быковатая Россия.
Общее тоскливое настроение отлично иллюстрировала группа молодых гопников, ряженых в майки с триколорами и портретами Путина, что обставившись пивными бутылками, гадила под себя, усевшись на лавочках неподалеку и периодически орала "Крымшаш! Крымнаш!"
Когда я подошел к тому месту, где всего-лишь два года тому назад искрились сухие нынче фонтаны и пульсировали жизнерадостные валторны Бреговича, то увидел одиноко стоящую фигуру, что схоронившись в тени платанов, стояла лицом к морю неподалеку от памятника чеховской "Даме с собачкой".
Нечто в этой фигуре показалось мне удивительно знакомым. Рубашка-апаш! Она выглядывала из-под старомодного приталенного пиджака с широкими лацканами по моде 70-х годов. Широкий вырез и выложенный на лацканы воротничок нельзя было перепутать ни с чем. Те же узкие джинсы и те же синие, но уже более растоптанные некогда модные мокасины.
Это был Николай. Но только совсем старый и осунувшийся. Седые волосы, на которых не сохранилось и следов краски, напоминали сбитый клок паутины. Фигура была чуть наклонена влево, а рука плотно прижата к туловищу. Складывалось ощущение, что старика мучит приступ жесточайшего панкреатита. Красные, слезящиеся глаза, полные какой-то растерянности и сумасшедшего блаженства смотрели прямо, провожая гуляющие пары. За его спиной висел огромный плакат-растяжка "Пилип Фарфоров с новой программой "Новое, лучшее и только для вас"!
Когда я подошел ближе, он не обратил на меня никакого внимания. Сделав вид, будто издалека любуюсь памятником чеховским героям, я попытался проследить за его взглядом. Николай наблюдал за парами с детьми. Когда они кричали или резвились, бегая по набережной, он расплывался в беззубой улыбке и что-то бормотал.
Подойдя ближе я расслышал слова, которые он повторял вслед за гопниками:
"Крымнаш. Крымнаш"! - шептал обезумевший от разврата и алкоголя старый пе*ераст.
Я осторожно обошел его с боку и двинулся восвояси.
Орфография и стилистика автора сохранены.